Но дом молчит и девушка молчит тоже. Я не хочу уже даже спать, это состояние мне знакомо, повторяется из года в год, каждую осень. Мной овладевает ленивая апатия, которая чередуется вспышками активности и яростью. Мои люди стараются обходить меня стороной в это время, даже Сергей.

— Уже ноябрь, — сказал он мне сегодня, словно пытаясь подбодрить. — Скоро снег.

В последние два дня я и не пытался спать. Читал, до боли в глазах, до невольных слез, порой глотая слова друг за другом и даже не понимая, не запоминая прочитанного. В два часа ночи погнал за двести километров вглубь области проверять недавно купленное предприятие. Там люди жили по нормальному режиму дня, и боюсь моё появление вызвало пару инфарктов. Но зато — не воровали. Теперь и не будут.

Следующую ночь я провел в своём же стриптиз баре. Девочки меня интересовали постольку поскольку, я сидел в своей отдельной ложе и гипнотизировал взглядом стакан с виски. Там, внизу извивались под музыку женские тела. Любая из этих девушек поступая сюда на работу грезила о большой и светлой со мной любви. Грезила недолго. Отчасти потому, что я появлялся здесь лишь пару раз в месяц, порой отчаянно надирался, несколько раз избил управляющего, если были поводы… Но это — осенью. Теперь с тоской на меня смотрели только новенькие, а те, что работали дольше вежливо здоровались и обходили стороной.

Я нарушил традицию — пришёл и сегодня. Они явно не ждали меня так скоро и растерялись, но в заведении все было на уровне, а я не агрессивен, я меланхоличен. Поднялся, снова на столе виски — вчера я не пил. Чувствую, что пить нужно, нельзя столько не спать, это плохо, Агафья на меня смотрит испуганно, возьмёт и правда Ирме позвонит… но пить я не хочу. Я хочу грустить.

Перегнувшись через ограждение я посмотрел в зал. Тем, кто тратит там деньги нет до меня никакого дела. Большая часть из них даже о моем существовании не знает, так и должно быть. Я даю им алкоголь, баб, отвратительную музыку, которой они так жаждут, позволяю покупать лёгкие наркотики. За это они несут сюда деньги. Бартер, и все же тоска, даже поговорить не с кем, не с Сергеем же… Он молчит, но я читаю в его взгляде осуждение, это бесит, а ещё я боюсь сорваться и сделать то, о чем буду жалеть. Он не хочет, чтобы Лиза была в моем доме. Но дом то мой…

— Вон ту, — сказал я. — Рыжую.

В общем мне плевать было на то, какого цвета будет шевелюра, просто эта огненная девица самая заметная. Официант пробирается через зал, подзывает девушку, та сразу же спрыгивает со сцены, вызывая гвалт возмущения в зале. Но на замену уже спешат другие девочки…



— Вы меня звали?

Девушке впихнули поднос, и теперь приборы на нем тонко позвякивают — руки трясутся. Я кивнул — пусть ставит уже на стол. Она силы не рассчитала и гулко бахнула об стол, зазвенели приборы, словно я жрать просил, зачем вообще оно все… Чаще всего мой имидж людоеда меня смешил, а сейчас вот раздражал.

— Я тебя не съем, — недовольно сказал я. — Садись.

Девушка согласно кивнула и села. Руки стиснула. Мне пить не хочется, но нужно, я беру бокал, а потом ей его толкаю — пусть пьёт. Электрический, приглушенный свет отражается от её шевелюры и играет всеми красками. Я вдруг загадываю — если она брюнетка, я её трахну.

— Сними парик.

Она завозилась, а потом стянула его, положила на соседний стул. Блондинка. Волосы собраны так аккуратно, что при таком освещении вовсе лысой кажется, а это не очень возбуждает. Она пьёт, а я на неё смотрю.

— Как думаешь, стоит мне напиваться?

— А это имеет смысл? — осторожно спросила она.

— Имеет, — кивнул я.

— Тогда пейте.

Я сделал глоток и с трудом проглотил. Снова подумал о том, что дом молчит так коварно, словно в его стенах что-то замышляется. Происходит нечто такое, о чем я не знаю, и дому это нравится. Мне — нет. Но я наверное параноик, а быть может, сошёл с ума, хотя наверное, так и есть…

— Не хочу, — вздохнул я. — Видимо, старость.

Девочке наверное не больше двадцати двух, так что я для неё и правда, старик. Ванды я старше на четыре года… Интересно, сколько лет Лизе? При условии, что она Лиза.

— Если все дело в девушке, — говорит собеседница вдруг, — вам нужно просто поговорить с ней.

— Обожаю болтать с привидениями, — хохотнул я и поднялся. — Иди домой, скажи, что отпустил с сохранением зарплаты. Выспись.

Она кивнула, а я поехал говорить с привидениями. Сергея отослал прочь, у него есть кабинет в домике для охраны, я не хочу чужих ушей. Чужих глаз не хочу. Вхожу в дом, а он и правда — молчит. Он громаден, мой дом, я даже не знаю, сколько в нем комнат. И в нем только три человека, Агафья спит в комнате за кухней, сама её выбрала, я вот, и девушка…

Шагаю. Степень утомления такая, что я не пил, а словно пьян. Мне кажется, что меня несёт на волнах, что стены передо мной танцуют, хотя хрен их знает, может, и правда танцуют. Добираюсь до нужного мне крыла. Ключ торчит из за эмочной скважины, он такой длинный, как будто из советских мультиков. Открываю.

Замки и двери отродясь не скрипели, везде установлены лучшие механизмы, а теперь вот открывается с протяжным зловещим скрипом. Я понимаю, что дом хочет предупредить девушку о моем вторжении и обижаюсь — он же мой дом! Предатель…

А девушка сидит прямо в коридоре на полу, вытянув голые ноги. Думаю — мёрзнет. Система тёплого пола проведена по всему дому, но прогреть качественно такую махину сложно. Надо бы… поругать её. На коленях лежит кот. В коридоре почти темно, только несколько ночников горит, и кот чёрный, как деготь, только глаза недовольно светятся. Девушка повернула ко мне голову, прядь тёмных волос, заправленных за ухо соскользнула, и скрыла от меня часть её лица.

— Какой она была, та девушка?

Я задумываюсь, словно этот вопрос и правда очень важен, и ответить на него нужно максимально верно.

— Сначала она казалась идеальной… — девушка ждёт, и я продолжаю. — А потом сумасшедшей.

Мы замолчали и дом молчит, слушает, ждёт. Кот распушил шерсть на хвосте, напрягся, словно готовясь одним броском взметнуть в сторону свое тело, скрыться, сбежать.

— А я?

— А ты сначала кажешься сумасшедшей.

— А потом?

— А потом ещё не наступило…



Глава 10. Лиза

Я знала, что сегодня он не придёт. Как бы не звучало парадоксально, но он… боится меня. Даже не меня, а того, каким слабым он кажется передо мной. Потом он придёт, обязательно… Но не сегодня. Дверь моей тюрьмы захлопнулась, заперся замок. Я хотела сразу идти в свой замшелый подвал, меня так манили его тайны, но только сейчас поняла — устала. Эйфория от маленькой, но такой важной победы схлынула, навалился страх, а ещё понимание того, что я дура. Пусть умная, но все равно дура, ещё один парадокс. Ноги трясутся, горло саднит, голова кружится. Полезу вниз, просто сломаю шею, возможно дому даже понравится это. Я слышала, что в старину при постройке дома приносили жертвы. Могли заковать живого человека, вмуровать его в фундамент… этому дому сколько лет, двести, триста? Не удивлюсь, если стоит на чьих-то костях.

Я доползла до постели. Рухнула в неё, с трудом сняв с себя кроссовки. Плевать, что день, что после сна я почувствую себя разбитой, спать — единственное, что я сейчас могу. Пришёл кот. С некоторых пор я стала оставлять дверь для него открытой, так ему было значительно проще. Вспрыгнул на постель, посмотрел на меня изумрудными глазами, склонив голову. А потом… лёг своей пусть и тощей, но весьма тяжёлой тушкой прямо на мою шею, получился живой и тёплый шарф. Так мы и уснули.

На следующий день Черкеса не было. Я поняла это, едва глаза открыла, а проспала я половину вчерашнего дня и всю ночь. Ещё очень рано, только светает. Кота нет, ушёл. Голову повернула и остолбенела.

— Вы собираетесь меня убить? — осторожно спросила я.

Старуха стояла над моей постелью…с ножом в руке. Вообще, выглядело очень жутко — серый рассвет струится из окон, старуха в чёрном фартуке, лицо непроницаемое, глаза чёрные совсем… вообще удивительно, я четверть века прожила спокойно, а теперь, что ни день, то новые попытки сжить меня со свету.